Рассказанно со слов друга.
Дело было в начале лета. Собрались как-то мы с друзьями и по
совместительству одногруппниками на рыбалку, ну заодно и отметить конец
сессии. Рыбалка вышла на славу, наливай да пей, только и успевали что
закусывать, об удочках и прочей ерунде никто соответственно не
вспоминал. Пока мы так «нескучно» рыбачили, наступил вечер, стемнело.
Развели костер и продолжили, хотя все уже и так были в кондиции. И тут
Илья решил отлучиться на минутку. Ну что же, дело житейское, внимание на
это никто не обратил. Но прошло минут 20, а он так и не вернулся.
Поприкалывавшись на эту тему еще минут пять, народ забеспокоился. Тогда
Петро как староста группы и самый ответственный (трезвый) из всей нашей
компании решил сходить, проверить что там стряслось. Ушел. Ну а дальше
как в анекдоте — пять минут нет, десять нет, минут через пятнадцать я
пошел их искать.

Встал на тропу, поймал след и нетвердой походкой побрел в лес.
Проломившись через кусты, увидел следующую картину, маслом. Илья со
спущенными штанами стоит на четырех конечностях в позе раком, а наш
примерный староста присел сзади на корточки и сует Илье палец прямо в
очко. Если сказать, что это был шок, это не опишет даже ничтожной части
тех чувств и мыслей, что проносились в моей голове, пока я выходил из
ступора. Одно точно — протрезвел я мгновенно.
А протрезвев, узрел некоторую неправильность. Во-первых, Илья шипел и
матерился чуть ли не плача, а староста просто матерился, не
останавливаясь. В жизни не думал, что он способен так изъясняться на
великом и могучем. Суть его трехэтажных лингвистических изысков
сводилась к следующему: Нехер нажираться в сиску. Нехер нажравшись идти
срать. И нехер посрав вытирать жопу газетой, ведь каждый урод в нашей
группе знает, что в эту газету были завернуты рыболовные крючки.